Enfin arriva la lettre de Luc. Il me disait qu'il serait à Avignon le 22 septembre. Il m'y attendrait, ou une lettre de moi. Je décidai brusquement d'y être moi-même, et ce mois passé m'apparut un paradis de simplicité. Mais c'était bien Luc, ce ton tranquille, cet Avignon ridicule et inattendu, cette absence apparente d'intérêt. Je me lançai dans les mensonges, écrivis à Catherine de me faire parvenir une fausse invitation. En même temps elle m'envoya une autre lettre où elle disait sa surprise, car Bertrand était sur la Côte, avec toute la bande, et qui pouvais-je bien aller retrouver? Mon manque de confiance lui faisait de la peine; elle ne voyait rien qui le justifiât. Je lui adressai un mot de remerciement, lui signalant simplement que, si elle voulait taire souffrir Bertrand, elle n'avait qu'à lui parler de ma lettre... ce que, d'ailleurs, elle fit, par amiti é pour lui, bien entendu.
Наконец пришло письмо от Люка. Он писал, что приедет в Авиньон 22 сентября. Там будет ждать моего приезда либо письма. Я тут же решила ехать, и прошедший месяц показался мне воплощением простоты. Да, это, несомненно, Люк, его спокойный тон, этот нелепый и неожиданный Авиньон, это кажущееся отсутствие интереса. Я наврала родителям, написала Катрин – пусть состряпает мне какое-нибудь приглашение в гости. Она тут же прислала его вместе с другим письмом, в котором удивлялась, почему я не еду на побережье, ведь там Бертран со своей компанией. Мое недоверие ее очень огорчило: она ничем решительно его не заслужила! Я коротко поблагодарила ее и приписала, что, если ей хочется причинить Бертрану боль, достаточно будет показать ему мое письмо… что она, кстати, и сделала – разумеется, из дружеских чувств к нему.